Для создания облика Парка Гуэль Гауди обратился к ярмаркам девятнадцатого века. Были использованы новые методы заводской сборки и быстрого строительства. За старомодным фасадом скрывалась самая современная конструкция. Если задуманное удастся, то парк будет функционировать на множестве уровней: как промежуточное звено между частным владением и общественным местом, как связь между религией и национальным духом, формой и содержанием, как сочетание истории и современности, как соединение древних технологий с последними достижениями техники. В стремлении к современности и архитектор, и хозяин были едины.
Во многих отношениях Гуэль был превосходным патроном. Щедрый, всегда готовый оказать поддержку, глубоко заинтересованный и неизменно убежденный в гении Гауди. Но с появлением Парка Гуэль их отношения слегка изменились. Отчасти причина сближения крылась в близости парка к новому особняку Гуэля, классическому дому девятнадцатого века, стоящему на собственной земле. Гуэль стал все больше вмешиваться, давать советы и предлагать идеи, почерпнутые из его многочисленных заграничных поездок. Он высказывался настолько свободно, что специалисты стали называть его соавтором проекта.
Была еще одна особенность их личностей, которая способствовала постепенному сближению. Изначально Парк Гуэль задумывался как ключевой элемент диверсификации финансовых вложений Гуэля. Однако по мере эволюции парка и Гуэль, и Гауди все больше дистанцировались от разговоров о деньгах.
Происхождение Парка Гуэль в значительной степени английское, и Гауди с Гуэлем понимали это, выбирая английское написание «park» вместо каталонского «pare» или кастильского «раг-que». Парк, город-сад, Эдем, призванный дать убежище вдали от индустриального мира. Пребывание в раю требовало молчаливого соглашения относительно правил поведения в его стенах, и в этом смысле Парк Гуэль разделял моральные принципы многих современных английских попыток в области планирования утопических обществ.
Деловые интересы Гуэля заставляли его часто сталкиваться с новыми разработками в области градостроительства и идеями своих партнеров в центральных графствах Англии. Он отправил своего сына Эусебио Гуэля-и-Лопеса учиться организации производства в Манчестерский университет. Другой его сын, Хуан, впоследствии стал членом-учредителем Каталонской ассоциации парков. Космополитизм Гуэля несколько смягчил изоляционистский подход Гауди. Гуэль часто подчеркивал сходство между Каталонией, Англией и Германией, а также их превосходство над Кастилией. Немецкий путешественник Мейр-Граф рассказывает, как в Барселоне он встретил человека со сходными взглядами: «Мы завтракали в превосходном ресторане с промышленником, которому меня рекомендовали. Это был новый для меня типаж в Испании.
«Вы, конечно, знаете, — сказал он на беглом немецком, — что мы здесь не хотим, чтобы нас считали испанцами. Мы каталонцы...» Он рассуждал о южной и восточной Испании точно так же, как миланцы говорят о неаполитанцах. «Это совершенно другая нация. Жирные, глупые, ленивые и религиозные люди, без каких-либо желаний, без политического инстинкта и, — он заверил нас, что нисколько не преувеличивает, — совершенно выродившиеся... Культуру можно обнаружить только в Каталонии, хотя он, разумеется, не является сторонником любых форм местного патриотизма...»
Гуэль восхищался североевропейской моделью, потому что ее установки и нравы прекрасно подходили Каталонии и каталонскому характеру, разделяя поклонение перед прилежанием, самосовершенствованием и трудолюбием.
Ближайшие к парку районы Барселоны недавно стали застраиваться геометрически правильными кварталами Эйшампле архитектора Серда. Но Гуэль и Гауди выбрали нечто противоположное — слегка укрощенную индивидуальность дикой природы. Парк Гуэль был элитным анклавом высшего общества.