Дороги, которые серпантином поднимались в верхнюю часть парка, поддерживались рядами грубых колонн, установленных наклонно по отношению к холму и образовывавших систему виадуков. Планировка парка с его многочисленными извилистыми дорожками отражала ненависть Гауди к стерильности прямой линии.
Парк Гуэль чрезвычайно театрален. Его внешние стены украшены керамическими табличками с названием «Парк Гуэль» и сообщением о его обособленности от внешнего мира. Два домика у ворот производили необычное и тревожное впечатление. Эти выходящие на улицу d'Olot павильоны выглядят непропорциональными. Создается впечатление, что они принадлежат Стране чудес. Одна крыша даже выполнена в форме какого-то волшебного гриба. Однако перевернутые кофейные чашки, водруженные на верхушки ярко раскрашенных крыш, предполагают более невинное толкование. В зашифрованном повествовании, в которое Гауди облек вход в парк, просматривается влияние перевода Марагалла оперы Хампердинка «Гензель и Гретель» с ее «сказочным спасением».
Здесь впервые проявился стиль, свойственный зрелому творчеству Гауди, в котором конструкция, тема, внешнее убранство и функция соединены в единое целое. Именно с этого момента можно говорить о Гауди как об одном из величайших скульпторов двадцатого века.
Гауди осознал, что посредством возврата к каталонской ремесленнической традиции он может создать целый новый язык форм. Напоминавшая рыбью чешую облицовка, созданная каталонскими каменщиками из нескольких слоев тонкой керамической плитки, образовывала арки и своды, прочные и в то же время декоративные. Эффективность и дешевизна этой технологии в сочетании с заводским изготовлением отдельных элементов позволяли с легкостью сооружать параболические арки. Крыши были выложены яркой мозаикой из мелких осколков керамической плитки, соединенных методом, известным под названием trencadis. Trencadis — наиболее характерная черта поздней архитектуры Гауди. Барселонская легенда гласит, что экономный Гауди приказал своим рабочим по дороге на работу подбирать на улице разбитую черепицу. Говорили также, что строители брали привезенную с величайшими предосторожностями венецианскую керамику и разбивали ее на глазах потрясенного доставщика заказов.
Парк должен был напоминать оперу, разворачиваясь в трех отдельных действиях. Представление начиналось у входных ворот, по бокам которых были установлены две отлитые из металла газели, которые прятались в свои клетки, когда ворота медленно и со скрипом открывались.
Прямо перед посетителем открывался вид на парадную лестницу, ведущую к крытому рынку. У подножия лестницы был сооружен небольшой каменный бассейн, вода в который текла изо рта змей с воротником цветов каталонского флага. Чуть выше сидело еще одно мистическое животное, дракон, как будто сошедший прямо со страниц Апокалипсиса.
Дальше находился торговый зал, который Гауди определял как свой греческий театр. Лес из дорических колонн поддерживал обширную площадь. Но именно пространство внизу, среди колонн, Гауди представлял себе как рынок и форум одновременно. Под этой архаичной внешностью скрывалось водоочистное сооружение. Дождевая вода, попадавшая на площадь наверху, медленно фильтровалась слоями булыжника и песка и собиралась в резервуарах, установленных над каждой колонной. Отсюда вода по тонким трубам, проложенным внутри колонн, спускалась в расположенную внизу цистерну. Гауди построил систему, которая выполняла функцию дренажа, фильтра и резервуара. В 1913 году Гуэль обратился за лицензией для открытия компании по производству минеральной воды под названием «Сарва». Фирма «Сарва», в логотипе которой присутствовали буквы «альфа» и «омега», первая и последняя буквы греческого алфавита, быстро открылась, но так же быстро и закончила свое существование.
Перед посетителем, попадавшим на площадь, разворачивалась панорама всего парка. Извилистые дорожки, которые были отмечены каменными шарами (сдвоенными, как бусины четок), медленно поднимались к установленному в верхней точке распятию. Внизу открывалась великолепная панорама города и залива с четко видными готическим собором и собором Саграда Фа-милиа. ш
Хуан Марагалл вспоминает беседу с Гауди, во время которой его потряс вдумчивый пессимизм архитектора: «В своей работе, в упорных попытках материализации духа он видит закон наказания, и он раскрывает себя в нем. Я не мог скрыть своего неодобрения такого негативного восприятия жизни, и мы немного поспорили, совсем чуть-чуть, но я все время чувствовал, что мы не в состоянии понять идеи друг друга. И это я, который считал себя истинным католиком!»